nastalgya | Свой среди чужих (Reply)

Столкновение цивилизаций или почему боятся людей, исповедующих другие ценности

Сейчас много говорят о необходимости налаживать диалог, учиться понимать друг друга, осваивать новые коммуникативные навыки, строить мосты к чужому. Но за всем этим на деле виден огромный страх, связанный с тем, что нам надо вести диалог с теми, с кем у нас нет общего языка. На поверхности появляются и вновь обретают почти гипнотическую силу фигуры речи, которые, казалось бы, благополучно отошли в прошлое еще несколько лет назад.

Многим хотелось бы жить в либеральных демократиях западного типа, потому что кажется, что там по крайней мере есть более или менее единый ценностный фундамент. Однако и там сегодня возникает проблема несоизмеримости ценностей. Гражданам либеральных демократий все чаще приходится иметь дело с людьми, с которыми у них несоизмеримо разные ценности, с которыми очень сложно коммуницировать. Может быть, мы способны разговаривать только с теми, с кем у нас есть общие ценностные основания? Но что делать с носителями принципиально иных ценностей, с теми, чьи убеждения противоположны нашим?

Европа страдает от беженцев. Это стало основной проблемой европейской политики. Европейцы не могут решить, кто такой мигрант и как к нему относиться. Он чужак, с которым у нас нет и не может быть общего языка? От него нужно защищаться? Его нужно интегрировать в свое общество? Сможем ли мы найти общий язык? Или он, устроенный принципиально иначе - посланец иной цивилизации, которому безразличны дорогие для нас вещи? Тогда с ним бесполезно пытаться искать общие основания, и нет смысла учить его жизни среди нас, а свою жизнь подстраивать под него?

Это кажется незакрываемым ценностным разломом. Рядом с нами люди, у которых принципиально другая система координат, и мы не можем сдержать их, даже надавив на самое важное в нашей системе - жизнь. Как шантажировать угрозой жизни человека, который готов расстаться с ней добровольно? В ряде стран, включая Россию, принимаются законы, которые предлагают карать самоубийц через их семьи, отнимать у них имущество. Но как можно угрожать земными карами человеку, у которого другой уровень восприятия опасности?

Страхи, что вокруг нас - чужие, есть и в России. Особенно это стало заметно в последние 5-7 лет, когда российское общество оказалось сильно разделено в плане языка, риторики. Это чем дальше, тем больше вызывает страх. Типичный случай - политика России в Крыму. О ней невозможно говорить с теми, кто придерживается противоположной позиции, чем ты сам.

И неважно, какой позиции придерживаетесь вы. В любом случае будет казаться, что у оппонента в голове только пропаганда, что он потерял способность самостоятельно мыслить. Что он исходит из предпосылок, которые вам даже неинтересно обсуждать, что его способ мышления радикально отличен от вашего. Будь ваш оппонент вражеским агентом, который хочет дестабилизировать ситуацию в стране, или агентом Кремля - в любом случае, с ним не о чем разговаривать.

Когда тот же самый страх обращается вовне, люди приходят к убеждению, что у нас есть особый, русский путь, чуть ли не предзаданный генетически образ жизни. Мы принципиально другие, у нас иная культура, есть неустранимые разрывы между нами и ими. Мы не можем с ними найти общий язык. Кто этот радикальный Другой, как возникает эта фигура, как с ним можно иметь дело? Радикально Другой - это на самом деле наш страх.

Страх всегда создает монстров. Во множестве культур мира есть разные сказки про драконов, в конце которых герой освобождает прекрасную принцессу, а слухи о силе драконов оказываются преувеличенными. Любой психоаналитик скажет: это сказки о внутренних страхах. Этот дракон - мы сами. Страх перед принципиально другой культурой, мышлением, или даже генетикой - это наш же внутренний механизм, вселяющий в нас страх.

Производство инаковости, производство радикально Другого всегда совершается в несколько шагов. Первый шаг - это зафиксировать некоторую линию раскола, признак, по которому кто-то или что-то является радикально Другим. Нам часто кажется, что основания для раскола возникают сами собой - однако на деле они всегда довольно случайны.

Второй шаг, следующий за первым, это эссенциализация. Мы начинаем описывать эти различия как самоочевидные, естественные. Эссенциализация может проходить по-разному. Например, сегодня нам нередко говорят, что в России был какой-то особый неблагоприятный генетический отбор, и теперь у нас плохие гены. Или что это результат тысячелетней истории. Как правило, разные способы эссенциализации апеллируют к природе и естественно-научному знанию, ведь оно как бы отвечает за различие между естественным и неестественным.

Третий шаг - преобразование универсального запроса в частный. Каждая группа, с которой нам нужно контактировать, может быть описана через запрос, который она предъявляет. Нужно найти некоторую характеристику, с помощью которой можно отличить тех, кто такой запрос производит, от тех, от чьего лица они хотели бы сделать запрос. Например, сообщить, что на самом деле те, кто вышли на улицы - это молодежь.

И тогда запрос, который выставляется от лица граждан, обрабатывается как запрос, идущий от лица молодежи. Между молодежью и всеми остальными при этом предполагается принципиальный раскол. Например, потому что она выросла в особых условиях, это какое-то новое, непознанное поколение - и вот уже молодежь превращается из граждан России в странного Другого. Теперь достаточно условий, чтобы сделать четвертый шаг - запустить машину по выравниванию этих различий.

По заветам Гоббса, такой машиной является государство. Государство говорит нам, что на самом деле все мы слишком разные, и потому между нам всегда будет масса кровавых конфликтов. Так что единственный способ избежать войны между всеми - установить централизованную власть, которая противостояла бы радикально Другому, защищала нас от него. Защищала от внешней угрозы, от врага, который не спит, от тяжелой международной обстановки.

Другой будет существовать всегда. Потому что Другой - это мы сами, это часть себя, которую мы хуже всего знаем и которой мы больше всего боимся. И чем сильнее мы боимся себе в ней признаться, тем более дьявольскими чертами мы будем наделять Другого. И тем могущественнее будут те, кто обещает нам защиту от Другого. Так что если мы хотим разговора с Другим, нам придется прежде всего набраться смелости и отыскать Другого в себе.