Эффект колеи

[nastalgya]

И общественный договор

После большевистского переворота русский философ Николай Бердяев писал, что русская история имеет странное свойство повторяться и при всем многообразии вариантов переворот в России все равно приводит к реконструкции самодержавия. С февраля по октябрь 1917 года перед восхищенным русским взглядом прошли парадом все возможные партии и идеи. И что же выбрал русский человек? То, что имел: царя и державу.

Давно заметили, что русская история повторяется. И когда в Смутное время погибает русская государственность, то оказывается, что восстановление этой государственности - заметим, первым и вторым ополчением, самоорганизованным населением - ведет к тому, что восстанавливаются крепостное право и самодержавие.

Посмотрим на мировое развитие глазами статистики. Три точки - 1800 год, 1913-й и 2011-й. Валовой продукт на душу населения и ожидаемая продолжительность жизни. Первый радостный вывод при взгляде на статистику за два века - прогресс существует, и ожидаемая продолжительность жизни все-таки выросла практически в три раза. Но дальше начинаются очень странные выводы про мировое развитие.

Например, в 1800 году разрыв между лидерами и аутсайдерами был в четыре раза, а в 2011-м - уже в сто раз. Лидеры куда-то убегают, аутсайдеры почему-то продолжают отставать. Причем, если мы посмотрим, может быть, это разные лидеры и аутсайдеры? Нет. Лидеры примерно одни и те же - это Западная Европа, Америка и чуть-чуть Восточной Азии. И постоянно отстающий синий африканский хвост.

Фактически статистика показывает, что как существуют первая и вторая космические скорости, так существуют две траектории движения стран. На одной траектории находится примерно 25 стран, а на другой - остальные 175. Причем первые могут развиваться небыстро, как Германия - три-четыре процента в год, а многолетняя скорость огромная, - тогда как вторые могут прыгать и потом падать, как будто ударяясь о потолок. Известны пять случаев преодоления этой силы гравитации за ХХ век: Япония, Южная Корея, Тайвань, Сингапур, Гонконг. Они перешли из второй траектории в первую. Больше случаев нет.

Только 25 стран из 200 находятся на второй космической скорости, остальные - на первой, в том числе наша с вами страна. Конечно, это про нас история, про то, как мы прыгаем, почему-то ударяемся головой о потолок и потом падаем. Вот мы уже во главе мирового развития в конце 50-х - начале 60-х годов ХХ века. Космос наш! Мы первые в космосе! Но в конце ХХ века мы опять, мягко говоря, не первые. Почему?

Дуглас Норт, объясняющий, откуда возник этот феномен, который по-русски я называю эффектом колеи, а по-английски это называется path-dependence problem, исследовал интересный пример. В XVI веке Англия и Испания находились примерно на одинаковом уровне развития. Через три века эти страны уже резко различны: Англия безо всяких оговорок - первая страна мира, Испания - одна из самых отсталых стран Европы.

Еще интереснее все стало, когда Норт начал сравнивать уже не Испанию и Англию, а их детей, то есть североамериканские и южноамериканские республики. При этом институты в южноамериканских республиках были не хуже, чем в североамериканских. Так в чем же дело? Культура. Неформальные институты, унаследованные от Испании, имели тормозящий эффект. Тут не только католицизм - тут и отношение церкви к государству, и представление о том, что хорошо, а что плохо, и отношение к развитию.

Получается, гипотеза состоит вот в чем: институты, как и стандарты, могут возникать случайно и могут быть ошибочными, но они определяют, на какую дорогу вы попали, а культура удерживает в этой колее. Культура - очень устойчивая штука. Институциональная ошибка, неверный выбор правил, а потом уже действуют правила неформальных институтов - культуры.

Если 25 стран развиваются хорошо, а 175 стран развиваются плохо, почему мы все эти века считали, что правилом является развитие, а отсталость - исключением? Все наоборот. Отсталость - это правило, а развитие - исключение. Нам нужно объяснить, почему они развиваются, а не почему другие отстают. При этом мы почему-то думали, что те, кто отстает, - это ранняя фаза развития тех, кто преуспевает. Это не так. Это два разных мира, два разных порядка.

И эти порядки различаются тремя простыми правилами. Во всех успешных странах элита создает законы для себя и распространяет на других. А в неуспешных странах элиты создают законы для других и исключения для себя. В успешных странах коммерческие, политические и некоммерческие организации переживают своих создателей. Они деперсонализированы. А в странах неуспешных они сделаны под персону. И, может быть, самое важное третье условие: элиты всегда контролируют инструменты насилия, но они могут делить их между собой, а могут контролировать коллективно.

Есть ограничивающие условия социальных порядков - это некоторые договоренности о том, как нужно контролировать инструменты насилия, как делать законы и как устраивать преемственность в управлении, то есть конвенции по поводу общественных благ. И успешные, и неуспешные траектории различаются именно тем, как устроены конвенции. Общественный договор, социальный контракт - это и есть тот замок, который удерживает развитие на той или другой траектории, создает эффект колеи или выпускает из нее. Социальный контракт - это не только формальные правила, но еще и неформальные - культура.

Общественный договор в принципе про то, какие общественные блага государство должно или не должно производить и на каких условиях, потому что это обмен ожиданиями между населением и властью.
Оказывается, что это зависит от ценностей и поведенческих установок, которые разделяются обществом. В итоге у нас треугольник: как бизнес, общество и власть по-разному соотносятся, доминируют и подчиняются в зависимости от того, какие ценности и какие издержки реализации.

В англосаксонских обществах - Англии и США - доминирует бизнес, здесь в основном частные способы финансирования общественных благ, а общество и власть имеют несколько подчиненное значение. В континентальной Европе бизнес и власть находятся в определенном равновесии, там более интегрированные структуры, с большей степенью регулирования.

А в самых способных странах (Австралия и Новая Зеландия) общество играет огромную роль, как и в Канаде, между прочим. Все методики контроля над государством приходят оттуда, потому что там самые низкие издержки коллективных действий и там это приветствуется ценностями и соответствующим устройством законодательства. В скандинавских странах бизнес лавирует между обществом и властью - социал-демократическая система.

В России доминирующий угол в отношениях - власть, потому что в стране низкие издержки осуществления принуждения, высокие издержки защиты прав собственности и высокие издержки коллективных действий. Все это совершенно не случайные вещи, потому что у нас в стране в социокультурных установках - большая дистанция власти. И у нас так называемые бондинговые социальные капиталы, то есть люди доверяют своим против чужих. В этих условиях мы имеем то, что имеем: доминирование власти.

Как все это выглядело в последние 15 лет? Был ли социальный контракт? Конечно. Фактически власть и население сговорились на формуле: стабильность в обмен на лояльность. Власть не вмешивается в их дела, они не лезут в дела государства - и эта формула работала до кризиса 2008-2009 годов. Потом денег, которые могли бы обеспечить стабильность, не стало, и был выбран другой вариант: а давайте дадим деньги бюджетникам и пенсионерам, решила власть. Социальные обязательства бюджета в обмен на лояльность, позволяли власти в итоге получать поддержку большинства.

С 2014 года мы живем в совсем другой системе социального контракта. Стабильность и социальные гарантии в обмен на лояльность - ничего этого больше нет. Дефицитные региональные бюджеты, тающая пенсионная система. Произошла компенсация замедления развития расширением пространства главного субъекта федерации - Крым и Севастополь, Арктика как часть российской территории, уничтожение границы с Абхазией. Мы вошли в новую, хорошо забытую старую модель социального контракта, когда в качестве ценности предлагается не стабильность, а принадлежность к великой державе.

К чему мы фактически пришли? Что в колее удерживает некоторая связка формальных и неформальных институтов, мы понимаем. Но теперь мы можем конкретно посмотреть, какие ценностные установки, какие варианты социального контракта, какое сочетание формальных и неформальных правил будут образовывать вот эту самую колейность.

Университеты производят не только человеческий капитал - знания, навыки и умения. Производят не только набор специальностей, от чего зависит конкурентоспособность нации, социально значимое благо. Университеты производят общественное благо, культуру нации, набор ценностей, поведенческих установок, в результате которых одни социальные контракты размываются и уходят, а другие - формируются. И страна либо получает выходы в новое пространство, либо теряет даже старые возможности экономического и социального развития.