У черты

[nastalgya]

Или особенности наступания на грабли левого и правого авторитаризма

Авторитарные популистские режимы делятся на левые и правые. Когда живешь в правом режиме, кажется, что отвратительнее быть не может, - особенно для интеллигенции. Правитель тут объединяется с народом, прежде всего, против умных. Правитель предлагает славить общих предков и великую историю.

Напоминает об избранности народа, о его особой близости к небесам. О святых покровителях, которые нас любят, а остальных терпят в лучшем случае. Вспоминает общую для всех нас веру, нравственность, воспитание и семью. Величие национального языка, на котором хоть с друзьями, хоть с неприятелями, с женским полом, но преимущественно с Богом. Бог по-нашему лучше всего понимает, а не по-русски - плохо.

Перед сеансами кинофильмов без сцен секса и насилия показывают дневник последних событий. Выходит одна газета для взрослых, одна для юношества и несколько спортивных. Детский журнал с картинками. В цене - скромность в быту и личной жизни. Молодежь пристроена по организациям, одета в форму, отдыхает по лагерям. Женщины рожают будущих воинов. Профсоюзы хвалят церковь, церковь - армию, армия - народ, кукушка - петуха. Спецслужбы в почете, тайная полиция в силе, университетские профессора следят за языком. Внешний мир погряз во зле, полон врагов, завидует успехам. А вместо секса пламенный мотор.

Так вели себя Франко и Пиночет, греческие полковники и Ли Кван Ю, Пак Чжон Хи и Питер Бота, бесконечные полковники Маркеса и их оригиналы, Сухарто, Ататюрк, Чан Кайши и так далее. Все они были разной степени честности и умелости: одни воровали много, другие умеренно, одни раздаривали страну друзьям, другие держали ближний круг в строгости, одни изменили страну к лучшему, другие оставили, где была. Но все они говорили с народом о патриотизме, традиционных ценностях, славных предках, враждебном окружении и внутренних врагах.

Однако параллельно с этим миром маркесовских полковников, который Маркс назвал бы надстройкой, существовал другой мир - обычного капиталистического хозяйства. Работали магазины, рестораны и логистические центры, люди брали кредиты и меняли валюту, покупали квартиры и продавали дома, заключали контракты, завозили товары и вывозили сырье (или наоборот), торговали акциями, открывали и закрывали фирмы, печатали книги и ездили за границу.

Такой строй держится на контроле за словом: об этом не даем говорить, а об этом говорим все время, это хвалим - то ругаем, эти истинные патриоты, те - враги. Когда одни слова перестают говорить усиленно громко, а другие запрещать, все меняется. Люди, чьи взгляды совпадали с прежними государственными, никуда не исчезают - они просто перестают быть народом, а другие - не народом: народом оказываются все - и бывшие патриоты, и бывшие предатели. История полна образцов сравнительно легкого - без крови и лишений - выхода из самых многолетних правых режимов.

Но волны низовой народной воли правитель может отразить и усилить не только справа, но и слева, прийти к тем, кто чувствует себя ниже среднего не только с народной нравственностью, но и с народной справедливостью. А справедливость - это чтобы все принадлежало народу-труженику: земля и недра, заводы и фабрики, вещи и деньги. Чтобы все по-честному, поровну, без богатых. А богатые - это кто не как я.

Правая народная власть лезет в душу, левая - в экономику, и второе - как ни странно это слышать интеллигенту - страшнее. Левая диктатура устанавливает фиксированный валютный курс и твердые цены, разверзая пропасти черных рынков. Требует для одних товаров менять валюту по одному курсу, а для других - по другому. Устанавливает монополию внешней торговли. Залезает в золотовалютные резервы центробанка. Запрещает вывозить то и ввозить это. Устанавливает квоты для национальных товаров.

Раздает плановые задания. Обвиняет во всех экономических бедах транснациональные корпорации, банки и фондовые рынки. Изгоняет из народного хозяйства иностранцев. Назначает главами центробанков, министрами экономики и торговли, директорами крупных госбанков и национальных компаний не экономистов, а соратников, уличных вождей, экспертов из ток-шоу про кризис мирового капитализма. Управляет экономикой указами.

Такие режимы могут быть короче правых по времени, но страны после них приходят в себя с гораздо большим, с невероятным трудом. Тяжело было приходить в себя после справедливости и равенства Восточной Европе, Советской России, Китаю, социалистической Кампучии, Ливийской Джамахирии, Украине. Вряд ли кто думает, у Кубы, Северной Кореи, Зимбабве расставание с настоящим будет легким. Белоруссии тоже надо приготовиться.

Пока наш режим говорит на языке морали и патриотических ценностей - выйти из него будет сравнительно легко. Когда он заговорит на языке народной справедливости, чтобы выйти из него, понадобятся вторые девяностые. Народные республики востока Украины для нас опасны как раз тем, что к разговорам о морали добавляют разговоры о справедливости.

Настоящая справедливость - это всякий дележ и передел, отъем в пользу народа, а его представляет обычно государство. Все ему. Вот этого у нас пока маловато. Нету национализаций, экспроприаций, ограбления награбленного. Выдает режим свой антинародный характер. Нету даже священного для всех левых народных диктатур повышения налогов на богатых. Даже прогрессивной шкалы, от которой взвоет столичный средний класс, участник маршей мира, тоже пока нет.

С одной стороны - духовность, Сретенский монастырь, город русской славы, память о войне, Русское палестинское общество, пасхальный огонь спецчартером, Пояс Богородицы, крест Андрея, голова Пантелеймона, народ, требующий справедливости, равенства, чтоб то, что по праву, было его, все по-честному, небесный Сталинград, великое общее дело вызволения человечества через русский мир. И бесконечно продленная власть.

А с другой стороны - "Яндекс", "Макдональдс", "Магнит", "Вымпелком", "Лаборатория Касперского", ABBYY, АФК "Система", BP, "Дождь", "Альфа-банк", Роснано, "Рамблер-Афиша", GQ, "Ведомости", "Стрелка", Крымская набережная, Гоголь-центр. Разве можно сравнить. Неужели одно может стоить другого. Неужели беречь их, когда на кону великое дело власти ради справедливости и спасения.

Владимир Путин столкнулся с тем, с чем сталкивается любой авторитарный правитель, обратившийся к народу в поисках поддержки. Для того народа, к которому диктатор обращается за санкцией на власть, любой правитель, кроме самого ужасного, слишком мягок и просвещен. Для этого народа нет разницы между чиновниками и оппозицией. Лояльные власти богачи, независимые олигархи, средний класс - все одно, все чужие, всех прижать.

Путин застыл у черты и смотрит. Если он пересечет ее в походе за народной любовью, вернуться будет в тысячу раз труднее.